Как правительство хочет изменить НДС? Когда новая налоговая реформа вступит в силу? Зачем все это и что думают чиновники о критике? Об этом и не только – в интервью вице-премьер-министра национальной экономики Серика Жумангарина редакции Tengrinews.kz.
– Правительство хочет провести масштабную налоговую реформу. Объясните, пожалуйста, максимально простым языком: зачем?
– На самом деле реформа не просто налоговая, а налогово-бюджетная. То есть меняется не только налоговый кодекс, но и бюджетный. Что такое бюджет государства? Если говорить простым человеческим языком, это целевой денежный фонд, который позволяет государству максимально эффективно выполнить свои функции по развитию и повышению благосостояния граждан. Честно говоря, другой задачи просто нет.
Целевой денежный фонд предназначен для инвестирования в собственную экономику. Естественно, каждый год надо это инвестирование увеличивать. Допустим, сейчас это порядка 17 процентов. Но если ты не инвестируешь сам в собственную экономику, то, естественно, никакие иностранные инвесторы к тебе не придут.
Когда мы начинали формировать бюджет 2025 года, мы увидели, что для того, чтобы затратную часть обеспечить, это 26 триллионов, нам не хватает порядка 10 триллионов. Что такое доходная часть – это то, что мы собираем за счет налогов.
У нас есть возможность заимствовать в Национальном фонде, у нас есть гарантированные трансферты. С Национального фонда гарантировано ежегодно мы можем получать около двух триллионов тенге. А еще есть целевые трансферты. Это дополнительные трансферты, которые мы получаем благодаря решению Главы государства. Нам не хватает 10 триллионов, из них мы чуть больше пяти закрыли за счет Национального фонда.
А где мы взяли остальные средства? Мы их заняли. Заняли на внутреннем рынке, выпустив облигации Министерства финансов, ценные бумаги. И таким образом мы закрываем 10 триллионов.
Но если говорить простым человеческим языком, нам 10 триллионов не хватает для того, чтобы содержать свой бюджет. Ведь для того, чтобы дальше развиваться, нам придется делать эти же подобные итерации каждый год.
Ну и каждый здравомыслящий человек понимает, что это не может продолжаться вечно. Рано или поздно, сколько бы веревочке ни виться, конец всегда будет. Либо Нацфонд закончится, либо нам перестанут занимать деньги. То есть у нас кредит доверия упадет. Рейтинг страны.
И поэтому мы начали разбираться, в чем же проблема. И поняли, что с собираемостью налогов у нас не все так хорошо. Основные налоги, которые являются источниками поступления доходной части бюджета, это НДС и КПН. НДС это порядка 40 процентов (от доходной части – прим. редакции), КПН составляет порядка 30 процентов. Остальное – другие виды налогов. У нас нет собираемости по НДС 40 процентов. В лучшем случае 20-24 процента. По корпоративному подоходному налогу в принципе и по индивидуальному подоходному налогу не такая критическая ситуация. Суть налоговой реформы была в этом.
Мы могли бы не делать этой реформы. Мы могли бы оставить все как есть и нормально прожили бы еще с десяток лет по подобной же схеме. То есть занимали, перезанимали и брали по 5 триллионов каждый год с Нацфонда. Но надо понимать, что Нацфонд – это будущее нашей страны. В данном случае, допустим, если брать программу «Нацфонд – детям», то в 2032 году мы бы уже каждому ребенку смогли бы заплатить всего 8 долларов. А в 2036 году Нацфонд перестал бы существовать при таких темпах трат.
– Если простыми словами, мы тратим слишком много по сравнению с тем, что мы зарабатываем?
– Вы абсолютно правильно сказали. У нас очень высокие траты на социальную часть. Если брать республиканский бюджет, социальная часть – это порядка 37,5 процента, порядка 10 триллионов. Если туда прибавить еще порядка 8 триллионов, которые мы даем на региональное развитие, то считайте: львиная часть бюджета уходит на эти две позиции.
У нас социальное государство. И на то, что у нас настолько высокие социальные траты, конечно, повлиял ряд факторов. Прежде всего – COVID, в том числе социальные ожидания населения, определенные, может быть, патерналистские настроения.
Если брать наших соседей, ни у кого нет такого социального бюджета, как у нас.
Когда многие критикуют государство, прежде всего надо задуматься: а что государство нам дает? Государство реально заботится обо всех. О многодетных матерях, о тех, кто потерял кормильца, о беременных женщинах, о детях, оставшихся сиротами…
Бюджет развития – это инфраструктура, прежде всего. Это фондирование институтов развития, для того, чтобы мы могли развивать крупные инвестиционные проекты. Это фондирование фонда развития предпринимательства ДАМУ для того, чтобы поддерживать малый и средний бизнес. Бюджет развития у нас на сегодняшний день всего лишь 8 процентов. Это 2 триллиона тенге.
На следующий год в прогнозе он стоит 6 процентов (1,4 триллиона тенге). А потом он падает – там меньше, чем 6 процентов. У нас практически бюджета развития нет. А бюджет развития – это будущее государства. Почему все это произошло? Потому что у нас по основному налогу, по НДС в данном случае, после реформы с 1995-го по 2009 год практически была произведена достаточно серьезная либерализация.
Огромная часть бизнеса НДС не платит. Вот у нас на сегодняшний день больше двух миллионов ста тысяч бизнесменов в стране, из них НДС-плательщиками являются 137 тысяч компаний.
Реально платят НДС 4 процента от всего бизнеса. Они на себе всю эту нагрузку несут.
Есть порог, на сегодняшний день это 78 миллионов тенге. Те, кто ниже этого порога, не платят НДС. Есть специальный налоговый режим. Если у тебя совокупный годовой доход порядка 2,4 миллиарда тенге и ты работаешь в определенных ОКЭДах (это классификатор экономической деятельности). В данном случае 364 ОКЭДа, тогда тоже не платишь НДС, а платишь так называемый розничный налог.
Розничный налог достигает 4 процентов, но местные исполнительные органы могут уменьшить его в два раза, чем многие, кстати говоря, и воспользовались. И вот получается такая интересная ситуация.
Четыре процента находятся на общеустановленном режиме, они платят все виды налогов, несут на себе всю нагрузку. А большая часть не платит вообще ничего по сравнению с ними. При этом некоторые занимаются одним и теми же видами деятельности.
У нас пошло раздробление компаний. В этом нет ничего плохого. Это называется оптимизация налогов. Если официально законодательство позволяет это делать, естественно, бизнес, как вода, он будет стремиться туда, где легче течь. Но это, потому что государство им позволило. Мы до этой степени либерализовали режимы. И здесь-то вот основная проблема и заключается. Имеем ли мы возможности до такой степени заниматься подобного рода либерализацией, если мы ставим перед собой подобный род задач, как сейчас, зайти в тридцатку ведущих стран мира? Если брать долгосрочную перспективу и, прежде всего, думать о будущем стране и о наших детях, то очевидно, что мы не можем этим заниматься.
Надо ситуацию каким-то образом исправлять. Ведь бизнесмен думает очень просто: если у него есть возможность не платить, он не будет платить. Если другой бизнесмен видит, что его конкурент не платит и при этом благодаря налоговой оптимизации у него себестоимость товара и стоимость товара ниже, он тоже не будет платить.
Это дробление разделило страну, в стране появились официальные налоговые офшоры. И все к этому привыкли. И поэтому реформа встречает жесткое сопротивление по всем направлениям.
У всех этих групп есть лоббисты, и на максимальных оборотах сейчас работает пропагандистская машина. Я думаю, завтра будет у нас достаточно много оппонентов, у них будут аргументы. Наш основной аргумент – это будущее страны и будущее наших детей.
Многие говорят о том, что нам необходимо сократить расходы государства, но мы сейчас и занимаемся этим. В том числе мы пытаемся сократить социальные расходы. Потому что, когда говорят сократить расходы государства, прежде всего это значит сократить социальные расходы. У нас, честно говоря, других расходов нет.
– Есть ли другие методы, помимо повышения НДС?
– Либо сократить расходы регионов, либо сократить социальные расходы, либо сократить бюджет развития. Поскольку расходы на госаппарат и прочие расходы… У нас не самый большой госаппарат в этом мире. В этом плане мы занимаемся оптимизацией каждый день. В прошлом году мы сократили свои расходы на 400 миллиардов.
На самом деле бюджет, который заходил на 2025 год, составлял 32 триллиона. Мы приняли его на уровне 26 триллионов – 6 триллионов сократили. Эти процессы происходят ежегодно. Сегодня мы разбирались с социальным бюджетом. Всегда ищем какие-то вопросы оптимизации…
– Давайте предположим. Есть предприниматель, условно из Павлодара. У него доход – те самые 15 миллионов – пороги, которые планируют снижать. Он сидит и думает: «У меня всего лишь миллион двести пятьдесят тысяч в месяц выручка, а у вас в бюджете дыра, у вас плохие экономисты, почему я должен за это отвечать? Я и так плачу свои налоги! Вообще сейчас не буду платить!»
– Смотрите, есть порог 78 миллионов. Мы предложили 15. КГД видит практически всех бизнесменов, видит их совокупный годовой доход, видит обороты. Практически 1,3 миллиона бизнесменов находится под контролем. Поэтому административные возможности КГД хорошие. 80 процентов бизнесменов находятся в пределах 15 миллионов.
Это как раз человек, про которого вы говорите. Для него ничего не изменится. Я говорю про других бизнесменов, у которых 20-30 компаний. Например, на компании оборот сейчас подходит уже к 78 миллионам, он ее убирает в сторону, ставит в другую компанию. Переводит обороты на другую компанию, потом на третью. Это и называется «дробить бизнес». Мы эти компании будем вытаскивать из режима оптимизации. И они станут плательщиками НДС.
В нормальной стране любой бизнесмен покупает товар либо комплектующее уже с НДС. После этого делает какие-то процессы, в данном случае добавляет туда труд и продает товар уже конечному потребителю либо дальше, может быть, как полуфабрикат, уже на другом уровне с добавкой НДС и платит разницу между двумя НДС. НДС полученная, НДС начисленная, НДС уплаченная. И в теории, если, допустим, ты покупаешь у кого-то товар с НДС 12 процентов, продал с НДС 12 процентов, максимум на тебя нагрузка идет около 4-5 процентов.
У этого налога суть в этой разнице. Когда ты в цепочке покупаешь у кого-то товар без НДС, ты начинаешь платить НДС уже 12 процентов, потому что у тебя нет зачетной части. Мы просто восстанавливаем зачетную часть. Вместо 137 тысяч бизнесменов, которые бы платили НДС, у нас сейчас будет порядка 450 тысяч бизнесменов.
Цепочка НДС восстановится. Большой нагрузки на плательщиков НДС этот налог не несет. Причем я говорил о 4 процентах, когда мы говорили о 20 процентах НДС. Вы знаете, что мы первоначально делали расчеты, мы рассчитывали все-таки на этот вид налога. Там были свои нюансы, поскольку суть реформы была в том, что мы, с одной стороны, поднимали ставку НДС, с другой стороны, снижали нагрузку на фонд оплаты труда.
Убирали ряд отчислений, которые платил работодатель для того, чтобы немного снизить себестоимость нашей продукции. Нам пришлось прислушаться к мнению экспертов и пойти навстречу, естественно, запросам общества. Сейчас резко повышать мы не стали эту ставку, но тогда мы и не стали снижать нагрузку на фонд оплаты труда.
При 16 процентах этот процент превращается в 3,2−3,3 процента. Вот и вся нагрузка, о которой люди говорят.
Очень много нареканий было со стороны тех, кто торгует на базарах, тех, кто занимается ресторанным, гостиничным бизнесом, тех, у кого есть киоски, тех, кто занимается розницей. Но мы объяснили им: эта реформа их вообще никаким образом не коснется. Они как были субъектами специального налогового режима, как платили 4 процента, так они и будут платить свои 4 процента.
– Это те, которые остаются в ОКЭДе?
– Да, это те, которые остаются в ОКЭДе и которые занимаются розницей. Розница – это продажа конечному потребителю в данном случае. И мы оставили там только бизнес, так называемый B2C. Пока это оценено где-то в 40 ОКЭДов вместо 364. Мы оттуда исключили обрабатывающую промышленность, транспорт, складирование и различные вещи, которые непосредственно работают B2B. Суть реформы в этом. Мы делаем НДС транзитным налогом, нагрузка в среднем на бизнесмена, который платит НДС, снижается с нынешних 12 процентов, поскольку у него не было зачетной части. Мы оставляем в рознице тех, кто занимается B2C бизнесом, сокращая ОКЭДы. Снижение порога до 15 миллионов не коснется 80 процентов тех, кто является самозанятым и работает для того, чтобы прокормить самого себя.
– Вы предлагали изначально 20-процентный НДС, сейчас уже 16 процентов. Есть ощущение, что это из разряда «проси больше, чем хочешь, и получишь сколько надо». Как будет работать дифференцированная ставка?
– 20 процентов позволяло снизить налог на фонд оплаты труда, перебалансировать налоговую систему. Нам пришлось прислушаться к мнению наших оппонентов. Мы проводили расчеты, большие встречи были с экспертами. Мнение национальной палаты предпринимателей очень важно было. И вот одним из вопросов, который был, и это, прежде всего, было поручение Главы государства, рассмотреть возможность введения дифференцированной ставки.
Мы сейчас определились на трех ее видах: 16 процентов, 10 процентов и ноль – освобождение.
Мы дифференцируем ставку для медицинского направления, мы хотим там поставить ставку 10 процентов. Для агропромышленного комплекса, пищевой отрасли – сделать ставку ноль. По «пищевке» мы еще думаем, какая будет ставка, но для АПК хотим сделать ставку ноль. Есть такое понятие в экономике – «эластичность рынка», эластичность спроса в данном случае по цене.
Продуктовый рынок на самом деле очень неэластичный. Что это означает? Если твой поставщик поднимает тебе цену, сможешь ли ты сменить рынок? В одежде, если казахстанские поставщики поднимут цену, наверное, покупатели проголосуют ногами и начнут выбирать турецкие вещи.
Но в данном случае, если на продукты питания поднимется цена, деваться некуда, придется их покупать. И на продукты питания у нас достаточно много тратят. Развивающиеся страны достаточно много тратят на продукты питания. Учитывая эластичность определенных рынков в данном случае, чтобы потребитель не оказался беззащитным, мы на основных рынках, в данном случае продуктах питания, делаем НДС 0, то есть там ситуация не будет меняться.
Агропромышленный сектор у нас сейчас начинает развиваться достаточно хорошо, мы уделяем большое внимание развитию пищевой промышленности, и мы хотим, чтобы темпы роста не падали. Повышение ставки НДС еще сыграет хорошую роль. Многим производителям, которые проводят идентичную продукцию с импортной, это будет дополнительным подспорьем, поскольку импорт подорожает.
В Парламенте уже лежит проект закона, который в прошлом году был одобрен, причем я никакого шума не слышал. Там написано, что ставка розничного налога для B2C остается 4 процента, а B2B – 12 процентов, то есть она сделана в три раза выше.
Многие этого не знают, но на самом деле это так. В Парламенте лежит проект закона, где уже розничный налог, и я считаю, что это решение гораздо хуже, чем то, что мы предлагаем. В данном случае прямая нагрузка была бы в 12 процентов на тех, кто работает B2B. Мы же предлагаем им работать в сегменте уплаты НДС с общей нагрузкой при транзитном НДС порядка 3,3 процента.
– 0 процентов для пищевой отрасли и АПК, 10 процентов – медицина, и 16 процентов – все остальные?
– Сейчас мы еще думаем по пищевой промышленности, какой процент будет. Конечно, склоняемся к тому, чтобы сейчас по «пищевке» не делать большой процент НДС. Все это будет зависеть, конечно, не только от нас. Консолидированные решения будем принимать с экспертами.
– Вы уже мониторили мнение казахстанцев в социальных сетях? Какие вопросы чаще всего задают люди? Какие страхи? Есть ли у вас для них ответы?
– Честно говоря, я больше прислушиваюсь к мнениям экспертов и экономистов. Это, прежде всего, экономическая реформа. Ее последствия должны просчитать и грамотно распределить экономисты. Если мы будем прислушиваться к мнению социальных сетей, лучше не начинать никакие реформы вообще.
Многие занимаются чистым хайпом, большинство вообще не понимает, о чем говорит. Куча расчетов, которые сделаны абсолютно неправильно, не умеют считать НДС. У меня такое ощущение, что многие из них вообще никаким бизнесом не занимаются, а просто пишут для того, чтобы что-то написать.
– Есть прогнозы, что масштабно будут закрываться предприятия, что потребительская способность сильно упадет, ну и протестные настроения…
– В Алматы один эксперт сказал, что будет стагфляция (ситуация, в которой экономический спад и депрессивное состояние экономики сочетаются с ростом цен – инфляцией – прим. редакции). Но, честно говоря, я бы не стал разделять такого рода опасения. Может быть все, что угодно. Но опасения, что произойдет замедление темпов роста экономики, что реформа не даст тех результатов, которые мы планируем, бизнес проголосует ногами либо уйдет в тень, произойдут массовые банкротства и так далее. Это было бы возможно, если бы эта реформа давала бы какое-то определяющее, очень высокое значение инфляции и поднимала бы ставку на очень высокую высоту.
Но мы стартуем со ставки НДС 12 процентов. Она одна из самых низких в регионе. Такая ставка у нас на сегодняшний день. Если брать Евразийский экономический союз, то Россия, Армения, Беларусь – ставка 20 процентов. В Кыргызстане 12 процентов, в Узбекистане, тоже 12 процентов.
Ни в Кыргызстане, ни в Узбекистане нет такой социальной нагрузки на бюджет, как у нас. Мы тратим очень много. То есть что такое социальная поддержка? Мы фактически компенсируем огромному количеству населения большое количество затрат.
У нас одна из самых низких ставок по сравнению с соседними странами. Мы поднимаем ее на незначительную величину. Мы поднимаем транзитный налог, который на себестоимости продукции не отражается. Он отражается на конечной цене продукции, да, это, безусловно. И он вызовет рост инфляции на 3−3,5 процента, мы уже посчитали, что является абсолютно некритичным. Это будут краткосрочные повышения.
Любая реформа бесполезна, если ты не знаешь, что делать с ее итогами. В данном случае у нас есть достаточно четкое понимание того, куда мы собираемся направить финансовые средства, которые в результате реформы придут. Все они пойдут в реальный сектор экономики, прежде всего – на поддержку бизнеса, прежде всего – на поддержку малого и среднего бизнеса. В этом году будет создан фонд гарантирования на базе фонда ДАМУ. Что это означает? Емкость фонда будет увеличена.
Возможности фонда по финансированию инженерно-коммунальной инфраструктуры будут значительно увеличены. Возможности фонда по субсидированию будут увеличены. Институты развития будут фондированы. Мы планируем фондировать их либо бюджетировать минимум на 300-500 миллиардов в год.
Это позволит емкость кредитования увеличить до 2−2,5 триллиона тенге наших институтов развития. Мы увеличим механизмы гарантирования для банков второго уровня. Сейчас очень активно Агентство по развитию финансового рынка, Национальный банк работают над тем, чтобы сузить потребительское кредитование банков. И у них это получается.
Государство будет кредитовать только в тех секторах, которые мы считаем приоритетными. Вы слышали же выступление Главы государства. Он сказал, это IT, искусственный интеллект, туризм, транспортная логистика, это редкоземельная металлургия, металлургия в целом, геологоразведка, нефтехимия, нефтехимия. Я бы добавил туда еще пищевую промышленность.
У нас, я надеюсь, устойчивость государственных финансов повысится, доходная часть бюджета значительно вырастет и расходная часть бюджета значительно вырастет. Бюджет развития мы собираемся, как минимум в два раза увеличить. Но, честно говоря, у меня у самого мечта довести его до 20 процентов, как у ведущих стран. На следующий год запланировано 6 процентов, то есть надо увеличить не в два, а в три раза. Это, конечно, сверхзадача, но попытаемся ее каким-то образом выполнять.
– По инфляции, мне кажется, что у вас оптимистичные прогнозы. Есть ощущение, что это будет не 4,5 процента, это будет двузначная цифра. 30−20 процентов…
– Инфляцией занимается у нас Национальный банк. У Национального банка есть своя макрофинансовая модель. Пока Национальный банк не ошибался в 10 раз. Он, может быть, ошибался на пару процентов, но в 10 раз никогда не ошибался.
Я, честно говоря, уверен в наших расчетах. Это достаточно скромные, но, естественно, болезненные изменения. Это новый взгляд на то, какими должны быть отношения внутри государства. Если хотите, это новый общественный договор. Мы сделаем для бизнеса все, что от нас зависит, поэтому, конечно, придется выдержать определенное противодействие, но мы уверены в своей позиции.
Нам несколько раз предлагали от нее отказаться, говорили, что она ошибочная. Вы заметили, что, когда на расширенном заседании правительство объявляло об этой реформе, мы не называли ставку НДС, потому что еще до сих пор, к тому моменту, не обсудили ее со всеми стейкхолдерами, с бизнес-сообществом прежде всего, не посчитали реакцию населения…
Если брать экстраполяцию, с учетом того, что сейчас повышаются коммунальные услуги, ГСМ будет повышаться. Наверное, в этом году мы уложимся где-то в цифру 9-10 процентов.
Это будет база для следующего года… Это не страшно для нас.
– Страшно звучит, если честно. Есть мнение, что вся эта налоговая реформа, это лоббирование интересов крупного бизнеса. Так это или нет?
– Знаете, если нужно лоббировать крупный бизнес, надо снижать ему ставку КПН. Как еще по-другому его пролоббировать? Либо снижать ему ставку НДС. Мы же этого не делаем. Крупный бизнес у нас – это основа экономики, 69 процентов поступлений идет от крупного бизнеса. Там небольшое количество предприятий, порядка 2 500, которые платят за все. Основой являются.
В прошлом году, когда были паводки, они оказали неоценимую помощь в этом плане. Это большое количество рабочих мест. И мы ценим свой крупный бизнес. Но мы лоббируем бизнес в целом.
– Мы уже отошли от 20 процентов НДС, но все равно хочется узнать, почему было принято такое решение. Обычно такие ставки у развитых стран, а мы только развивающееся государство. Не кажется ли вам, что, наоборот, нам бы лучше пониже ставки?
– Когда я начинал бизнесом заниматься в 1993 году, у нас была ставка 20 процентов. И мы работали, в то время Казахстан был гораздо беднее, гораздо более развивающийся, и никого это не удивляло. Все работали, платили. Банковские ставки тогда достигали порядка 80, иногда 100 процентов. Был такой период. Но бизнес и в этих условиях развивался, понимаете.
Потом ставка постепенно снижалась. У нас был период, когда у нас ставка была уже 20 процентов. Но вопрос борьбы с теневой экономикой – это не вопрос одного дня, пошел и победил какого-то невидимого врага.
Это большая работа общественная, необходимо, как я уже говорил, чтобы этот общественный договор заработал, чтобы считалось, как во всем мире, если ты не платишь налоги, это считалось одним из самых тяжких преступлений. Согласитесь, у нас пока нет такого менталитета.
– Инвесторы придут на такие условия?
– Для инвесторов ставка НДС большое значение не имеет. Тем более, если ты поднимаешь ее на 4 процента. Для инвесторов большее значение в целом имеет инвестиционный климат. И в нем самое главное – стабильность законодательства.
Я буквально в выходные был за рубежом, встречался с одним инвестором, предлагал построить сахарный завод в стране. Он заинтересовался, мы ударили по рукам, он собирается в Алматинской области строить сахарный завод. Я ему обещал до среды выслать основные условия инвестсоглашения, вчера как обещал, выслал.
Там есть стабильность законодательства, и там есть освобождение от уплаты всех налогов, если ты находишься в свободной экономической зоне или индустриальной зоне. У нас, когда ты приглашаешь инвестора, для нас самое главное, чтобы он зашел в страну и привез сюда свои деньги. Большая часть из них вообще от огромного количества налогов освобождена. Более того, мы готовы подвести инфраструктуру.
Ведь это вливание средств вне бюджета. Новые средства заходят сюда, и за ними идут новые технологии. Поэтому это совсем немножко другие подходы. Любой инвестор, который послушает наше с вами интервью и поймет, почему мы это делаем, он скажет, это же очень хорошо.
«В этой стране достаточно высокая цепочка, длинная цепочка НДС. Это значит, у меня будет зачет завтра, когда я буду работать по поставке. Нагрузки на меня не будут такой высокой, я не буду платить 12 процентов НДС, а априори это розничный налог на самом деле». У нас же любой, кто платит НДС, за редким исключением, фактически платит розничный налог 12 процентов. Только он назван НДС, и он отражается в конечной цене продукции.
Мы возвращаем его статус НДС, делаем его транзитным, и это становится налогом на потребление. Потребителей мы защитим, и от инфляции мы защитим тех, кто уязвим. Это адресная социальная помощь, мы, естественно, ее начислим тем, кому она положена. Если будет необходима жилищная помощь, тарифы вырастут или еще что-то произойдет, мы начислим жилищную помощь дополнительную.
Мы сделаем индексацию зарплат бюджетникам, врачам, учителям, пенсии. Те средства, которые мы будем получать, позволят нам это сделать достаточно просто.
– Я понимаю, как будет работать субсидирование зарплат бюджетникам. Но я работаю в частном секторе, за счет чего мне мой работодатель поднимет зарплату?
– Работодатель, прежде всего, поднимет цену на свою продукцию, и мы не запрещаем этого делать. Я думаю, в тех секторах, где мы не будем ставить нулевые ставки, где НДС поднимется, конечная цена на продукт вырастет. И это основа для того, чтобы подумать о своих работниках. Другой возможности нет.
– Рассматриваете ли вы возможность изменения порога не в 15 миллионов, а хотя бы до 20 миллионов, например?
– Честно говоря, пока не рассматриваем. Мы исходим из того, даст ли повышение возможность дальнейшего дробления, то есть начнет ли дробиться дальше бизнес. Ниже 78 миллионов тенге бизнес не дробится, смысла нет. Ниже 100 миллионов он дробится до 78 миллионов, дальше ему смысла нет. Все в этом районе ходят.
Дробиться ниже 15 миллионов я просто не вижу смысла. На каждый миллион 250 тысяч оборотов в месяц создавать новую компанию – людей в Казахстане не хватит, на которых ты откроешь (бизнес). Более того, мы поставим надежный заслон на этом деле.
– Какой?
– Открытие ИП мы ужесточим. Если у тебя есть налоговая задолженность, ты не сможешь открыть новую компанию. Если у тебя есть бездействующая компания, ты сначала ее закрой, а потом приди. Ну или мы тебе поможем ее закрыть быстро, а потом приди, открывай новую компанию. Если у тебя есть судебная недоимка, ты в течение трех – пяти лет не сможешь ни открыть компанию, ни возглавлять ее. Я думаю, это справедливый подход.
– Эксперты говорят, что 30 процентов экономики у нас в тени. Как вы думаете, не ухудшится ли ситуация?
– Я такие цифры слышал, но на сегодняшний день официальная цифра 17,5 процента. В 2019 году была 24. На этот год стоит задача 15. То есть мы достаточно успешно идем по этой дороге. Честно говоря, поскольку я курирую финансово-экономический блок, буквально недавно мы забрали эту работу в Министерство финансов.
У нас несколько основных сфер, где теневая экономика самая высокая. Прежде всего, это, конечно, торговля, сельское хозяйство, образование, здравоохранение.
Я попросил каждое министерство до 3 марта сделать подробную дорожную карту, каким образом необходимо будет обелять рынок. Там очень большое значение будет иметь, прежде всего, культурно-просветительская работа. Простое «выбивание» чеков. Мы, скорее всего, предложим новые механизмы для того, чтобы инициировать людей требовать чеки, будем разыгрывать квартиры, будем поощрять тех, кто получил счастливый чек…
Мы сейчас думаем насчет этого. Не просто бизнесменов наказывать. Бизнесмены иногда не выбивают чек, потому что мы сами их не требуем. Если мы будем брать эти чеки, нам должна быть от них какая-то польза. Более того, мы сейчас делаем Национальный каталог товаров. Скорее всего, в ближайшее время выйдет изменение в законодательство. Каждый товар у нас будет кодирован. То есть цифрами. К примеру, молоко, сыр, штаны. В каждый кассовый аппарат Национальный каталог товаров будет «вставлен». Соответственно, вся линейка товаров будет описана, которая в стране есть.
Мы будем видеть каждый товар, где чек выбит. У нас очень низкое выбивание чеков. А это и есть основа теневой экономики, одна из самых главных основ. Есть много (основ), все вы знаете: базары, граница, серые поставки от наших соседей…
Но когда нам говорят: «Зачем вы проводите подобного рода реформу? Возьмите, идите, поборитесь с теневой экономикой, у вас все получится, и сократите свои расходы». Но эту работу мы проводим не только из-за того, что мы не боремся и не желаем сокращать свои расходы. Та работа, про которую говорят, идет ежедневно. Нам нужно поменять ментальность людей. Если мы хотим, чтобы бизнес платил налоги, мы должны бизнесу создавать условия для того, чтобы он платил налоги.
Я думаю, что это новый общественный договор. Он должен сработать.
– Есть ли у вас уже расчеты, что вы, наоборот, недополучите налогов из-за новых реформ?
– Я много таких расчетов получаю, пока еще ни одного четкого расчета не видел. Во всех расчетах есть изъяны. Мы на самом деле взяли цифры, которые мы хотим получить с огромным запасом.
– То есть 10 триллионов?
– Нет, мы не планируем получить 10 триллионов. Мы планируем получить около 5 триллионов. Нам этого будет достаточно, поскольку это даст бюджет развития. А бюджет развития даст возможность ежегодно увеличивать размерность бизнеса. Прежде всего, мы заинтересованы в укрупнении нашего бизнеса. Во-вторых, ежегодное дополнительное получение налогов.
Поэтому, в принципе, до 2029 года у нас достаточно хорошие прогнозы в экономике. Мы должны понимать, мир вокруг нас поменялся. 2026-й и 2027-й могут быть годами больших экономических потрясений для Казахстана. Мы должны к ним быть готовы. В финансовом плане мы должны быть устойчивой страной. Поэтому жизненно важно реформу провести в этом году законодательно, а в следующем году стартовать.
– Не будет ли массовой нехватки бухгалтеров, потому что это новая налоговая реформа, все поменяется…
– Бухгалтеры – это, прежде всего, рабочие места, причем высококвалифицированные. Один бухгалтер обслуживает десятки фирм на сегодняшний день. Ну и стоимость средней бухгалтерии, наверное, сейчас уже около 100−150 тысяч тенге. Насколько это неподъемная сумма, надо судить. Но в целом эта реформа также про налоговое администрирование. У нас на сегодняшний день сдача декларации электронная. Я думаю, что уровень подготовки бизнесменов будет все-таки меняться.
У нас новая парадигма работы Налогового комитета. Он переходит на обслуживающий уровень. Это от рождения бизнеса до завершения бизнеса. Налоговый инспектор будет на связи, давать консультации. Многие нарушения не будут считаться нарушением. Тебе сделают предупреждение, ты должен на него отреагировать в течение какого-то времени, досдать, исправить недочеты и так далее. Но, если ты этого не сделаешь, тогда будет разговор пожестче.
– А наши налоговые органы выдержат такого наплыва? Есть та же самая форма 300…
– Я думаю, что запросто. Сейчас только электронных счетов-фактур в год проходят 250 миллионов, а налогоплательщиков по электронным счетам-фактурам у нас сегодня более миллиона.
– Насколько я понимаю, сейчас налоговикам дадут больше полномочий. Вам не кажется, что это может вызвать коррупционные риски?
– Может. Чтобы этого не было, полномочия мы дадим дискретно, ограниченно. Только в рамках тех задач, которые нам нужны. Налоговики должны всю эту цепочку знать, каждого, скажем так, в лицо, по фамилии. Эти люди должны платить. Надо понимать, что речь идет, когда я говорю 300−400 тысяч, некоторые бизнесмены – это просто разукрупнившиеся, раздробившиеся виды бизнеса. Самая главная задача в них – вернуть их обратно в нормальное русло развития.
– Когда новые реформы вступят в силу?
– Мы планируем, что с 1 января 2026 года реформа вступит в силу. До 1 июля ее должен рассмотреть Парламент. После того как Глава государства подпишет, полгода останется до вступления в силу. Это время для бизнеса, для подготовки.
– У казахстанцев остается еще очень много вопросов. Люди переживают. Готовы ли вы отвечать на все вопросы? Как будет эта работа проводиться?
– Сейчас шесть групп создано. Их возглавляют вице-министры финансов, экономики. Одну я сам лично возглавляю. Мы все регионы объедем, со всем бизнесом встретимся. Все предложения возьмем, в том числе и по дифференцированной ставке НДС. Очень много предложений сейчас возникает, и после этого окончательное решение будем принимать.
Я думаю, парламентарии постоянно на контакте со своими избирателями, многие из них бизнесмены. В Парламенте есть партия бизнесменов. Поэтому мы с ними будем очень много консультаций проводить.
– О коммуникациях. Некоторые бизнесмены и эксперты в разговорах с нами жаловались, что чиновники в кабмине закрыты, часто не слышат противоположное мнение. Готовы ли вы встречаться лично, разговаривать со всеми, даже теми, кто категорически против реформы?
– Мы встречаемся, честно говоря, с 21 декабря, как только назначили меня. Наверное, только тем и занимаюсь, что встречаюсь. До этого мы встречались с национальной палатой предпринимателей, с главными редакторами, с группами экономистов различных. До Нового года был создан экспертный экономический совет при Министерстве национальной экономики. Туда входят порядка 25-30 экономистов.
Первое заседание мы провели в начале января. Поэтому всех слушаем.
И жесткую критику слушаем. Есть, честно говоря, и прямые оскорбления. Ну, это я отношу к издержкам культуры.
Наша задача – все-таки думать не о себе, а о будущем этой страны, о будущем ее населения, о наших детях, прежде всего, внуках. Поэтому мы это все нормально воспринимаем.
– В проекте был предусмотрен взнос авансовых платежей по НДС в виде предоплаты. Мне кажется, что это создает дополнительную кредитную нагрузку, во-первых, для предпринимателей. Вы проводили оценку дополнительной кредитной нагрузки?
– Авансовые платежи, я критически к ним отношусь. Но вы должны понимать, если мы поднимаем ставку НДС, которую ты будешь платить, то при экспорте возврат ты будешь получать гораздо больше. Наша задача, прежде всего, – это обеспечить быстроту и регулярность возврата НДС экспортерам.
Оплата авансовых платежей, надо об этом будет говорить отдельно с бизнесом. Такая практика была, когда у бизнеса просили заплатить какие-то налоги авансом вперед за следующий год. Я категорически возражаю против этого дела, потому что это, прежде всего, оборотный капитал. В конце прошлого года, несмотря на тяжелую ситуацию, Министерство финансов выплатило возврат НДС – 1 триллион 200 миллиардов тенге.
Нам очень нужны были эти деньги, но мы вернули их бизнесу. Мы сейчас еще остались должны небольшую сумму 52 бизнесменам. Я думаю, до марта мы вернем. У нас благодаря тому, что оборотный капитал вернули, у нас план по доходам в этом году уже в первые месяцы зашкаливает. Это очень хороший показатель.
– Есть вероятность, что аванс отменят?
– Мы будем над этим думать. Но я пока не хотел бы давать каких-то твердых обещаний, поскольку в любом деле важно советоваться.
– Вас совсем недавно назначили министром национальной экономики. И можно ли сказать, что ваша главная задача на посту – провести эту непопулярную реформу, и все, «сделал дело и гуляй смело»?
– Я думаю, что дело не только в реформе. У меня есть свое видение развития на среднесрочную перспективу экономики страны. Я уже начал его реализовывать, просто здесь необходимо немножко поменять парадигму.
Основная задача – это все-таки поддержка реального сектора экономики. Но и не только его. Налоговая реформа даст возможность это сделать.
А дальше, каким будет будущее Министерства нацэкономики, буду ли я на его посту, либо будет другой очень достойный человек. Это Президент будет решать. Все будет зависеть от конкретных обстоятельств.
– То есть это не «Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить»?
– Это государственная служба, здесь никакое место ни за кем навечно не закреплено. Люди приходят, люди уходят. Главное – то, что они после себя оставляют. Я считаю, что это самое главное.
Фото Tengrinews.kz